Андрей Солнцев |
|
Бутылочки свои он любил, и каждую называл по имени. А долгими зимними вечерами, укрывшись в своей теплой конуре, подолгу разговаривал с ними.
Они рассказывали ему про свою нелегкую жизнь, про тысячи потных рук, про
стальной конвейер, про грязные помойки и промерзшие тротуары, про то, как у тебя
на глазах разбивается твой лучший друг...
От зеленых мадейровских терпко щекотало в носу гвоздикой; от их рассказов про загорелые леса и жарких девушек в сомбреро щекотало где-то внутри.
Бутылки из-под виски рассказывали про крепкие руки на штурвале и ветер с
солеными брызгами. И лишь белые водочные казались ему какими-то пустыми,
безжизненными, непонятно зачем существующими. Иногда он даже плакал оттого, что
не мог им ничем помочь. Но больше всего ему нравились пивные коричневые -
простые, бесхитростные, они чем-то напоминали ему себя самого. Они ничего друг
другу не рассказывали, но от этого становилось только теплее на душе, и с этим
ощущением надежности он и усыпал.
А утром шел сдавать бутылки. Было немного жаль с ними расставаться, но он
верил в то, что после сдачи бутылки не умирают, что он как бы дает им новую
жизнь. Завтра они наполнятся новым содержимым, забудут все и вновь вступят в эту
жизнь, чтобы вкусить все ее прелести и гадости. Ради этого стоило жить.
...Вот и сейчас он спал и по-детски улыбался во сне. А снился ему другой мир, новый, совершенно на наш непохожий. В нем не было этих жестких, дерущих горло пробок. Не было банок - этих бесчеловечных металлических уродов. Не было унизительных, липких наклеек - всеобшее равенство дополнялось небольшими цветовыми различиями до всеобшей гармонии.
Улицы звучали веселым детским
перезвоном;
Заросли вербы пахли нежным чоканьем влюбленных;
Закат
искрился пузырьками.
...В урочный час суждено каждому под шум прибоя перелиться в песок и обрести вскоре вечный покой на дне Великого и Непознанного.